Сновидения в чем-то похожи на фильмы, при этом их отличает двойная экспозиция и бесшовный монтаж, рассказал в интервью НСН режиссер Роман Михайлов, который также является писателем из лонг-листа литературной премии «Национальный бестселлер», театральным постановщиком БДТ и математиком РАН.

За два года он выпустил семь фильмов. Его работы не раз отмечались критиками. «Жар-птица», впервые представленная в Калининграде на кинофестивале короткометражного и дебютного кино «Короче», получила две номинации на Национальной премии киноведов, кинокритиков и киножурналистов «Белый слон» за 2024 года. В широкий российский прокат картина выходит с 20 марта. Она расскажет историю актрисы и танцовщицы театра, которая летит в Индию, чтобы найти свою мать. Девушка всю жизнь считала, что та бросила ее и примкнула к некой секте. Роли в картине исполнили Александра Киселева, Марк Эйдельштейн, Мария Мацель и рэпер Хаски. Съемки проходили в Санкт-Петербурге и нескольких городах Индии. Фильм будет выпущен на большой экран кинопрокатной компанией «К24».

- В 2024 году «Жар-птица» открыла кинофестиваль «Короче» в Калининграде, тогда в СМИ появилась информация, что картина завершит цикл ваших предыдущих работ. Так ли это?

- Это не так. Предыдущий цикл был завершен фильмом «Поедем с тобой в Макао», второй цикл будет завершен проектом «Песни джиннов». Итог же – сериал «Путешествие на солнце и обратно». «Жар-птица» не является каким-то итогом, но и не стоит особняком, а находится внутри нашего второго цикла, в который входит три индийских фильма и сериал.

- Как вы сами сформулировали главную идею фильма «Жар-птица»? Эта картина больше о сказке, к которой отсылает название, либо о сновидении?

- Я вообще не выделяю каких-то ключевых идей в фильмах. Идея любви, нежности, отношения к миру, к божественному присутствию во всех моих фильмах присутствует. В остальном стараюсь не выводить какую-то аннотацию в паре предложений, какую-то идейную выжимку в кино.

Это был эксперимент перенесения снов в реальность. Сны похожи на фильмы, там все показывается кусками. Если серьезно относиться ко снам, они позволяют себя записывать. Это очень просто, достаточно две недели практики, когда при пробуждении первое, что вы делаете – записываете свой сон. В этом случае он не расплескивается, а задерживаются в сознании. Какое-то время я наблюдал, как во сне сцены склеиваются друг с другом, как совершаются переходы иногда через вспышки света, иногда через затемнения. Во сне, в отличие от монтажа, все идет очень гладко, не видно швов при смене кадров, есть двойная экспозиция. Какие-то полупрозрачные образы, через которые видны дальние планы, будто в DaVinci Resolve и Adobe Premiere кто-то монтирует. Для меня это было откровением. Мы выстраивали лабораторию, и дальше сны переводились в том числе в сценарии. Добавлю, что контровой свет у нас является отдельным персонажем. В нашем фильме у света есть голос, он поет песни, общается звуковым образом.

- Вы, как режиссер, часто оставляете актерам много пространства для импровизации. Как в этот раз выстраивалась работа?

- Поправки к тому, что делают актеры на площадке, всегда есть, без этого никак, конечно. С другой стороны, мы работаем в свободе. Мой метод работы с актерами не сформулировать в двух словах, это то, к чему я пришел спустя шесть лет ежедневного труда, очень сложного эксперимента с разными формами - полностью постановочными и полностью импровизационными. Были поиски каких-то слоев, поиски, нового типа актерского существования. Работа со сложнейшими текстами, с простыми текстами, с текстами, которые рассыпаются, с текстами, которые непонятны, с текстами на других языках. Я же пришел в кино из театра, там у меня было множество экспериментов. При этом я понимал, что в кинопространстве все по-другому работает, и надо было все выстраивать с самого начала.

Считаю, что предпредпоследняя глава в фильме - одна из вершин соединения сценарной структуры и импровизации. Мне очень нравится то, что там получилось в момент репетиции, когда героиня поет песню маме, когда они становятся змейкой, общаются о сущности репетиции. В сцене продумано все, в том числе и мизансценически, и работа камеры. Очень нравится этот фрагмент картины, он предельно наполнен жизненностью. Кстати, сам момент, когда они стоят змейкой, мне приснился накануне.

- В «Жар-птице» вы работали с Марком Эйдельштейном, который также сыграл главную роль в вашей картине «Надо снимать фильмы о любви». В чем его актерская уникальность?

- Марк очень талантливый человек, он очень гибкий актер, жаден до работы, очень мне помогал. Могу сказать, что весь его успех заслуженный. Не знаю, куда он пойдет дальше и что с ним будет, но очень рад тому, что этот прекрасный актер - мой друг. С Марком очень радостно работать во многом из-за его крайне глубокого погружения в структуру фильма, не только в свою роль. Обычно у актера есть роль, и он в нее погружается, это нормально, однако остальное происходящее на площадке не важно. Марк и моя команда в целом – не такие, это люди, которые пытаются помочь во всем.

- Важно ли для вас внимание критиков и кассовые сборы?

- Кассовый успех не важен, это мое служение. Ведь, когда вы в церковь приходите, вам не важна оценка критиков - как вы молитесь, или сколько у вас на счет капает. Нет, это духовный путь для меня. Я благодарен любому доброму слову. Не то, что мне важна оценка критиков, но рад видеть, если кто-то с теплом принимает наше кино. Это вызывает у меня очень приятную радость.