Дельфин, побывав в гостях у Дианы Арбениной в программе «Последний герой» на НАШЕм Радио, рассказал читателям НСН о том, как он куражился с песней «Секс как это мило».

Диана Арбенина: Хочу поломать это обращение на Вы, и хочу спросить как тебя лучше звать Дельфин или Андрей?

Дельфин: Андрей.

— А Дельфин это псевдоним?

—Когда-то это было моим прозвищем детским, потом это переросло во взрослую жизнь и стало названием проекта и сейчас оно обозначает коллектив, который делает музыку.

—Та метаморфоза, что с тобой произошла, она тебе самому понятна?

—Да, понятна, и это, наверное, самое лучшее, что может с нами происходить. И тот, кто говорит, что он кремень и будет делать в 50 то же, что делал в 20, — это не совсем интересно. Менять свое вчерашнее на сегодняшнее или на полную противоположность – это нормально, это важное людское качество. Жаль, что им не все пользуются.

— Вот ты сказал, что кремень, это когда ты в 50 лет играешь ту же музыку, которую играл в 20. Может, это по накатанной?

— Или по накатанной, или боязнь чего-то нового, все изменения, конечно, как приятны, так и болезненны, но через это надо проходить.

— Насколько для тебя это было плавно?

— В какие-то моменты мне, наверное, везло в начале карьеры, потому что мне предлагалось делать то, что мне интересно, и я это делал от души и очень радовался тому, что со мной происходит. Параллельно с этим вынашивал какие-то совершенно другие планы и интересовался совершенно другими вещами. Мне очень часто везло.

— Везло в чем?

— В каких-то ситуациях, в каких-то людях, которые окружали меня, к каким-то ситуациям я всегда был готов, и это было здорово.

— Как ты определяешь слово стихотворение?

—Я воспринимаю это как необходимость для меня. То, что я начал писать первым, - это, наверное, скорее всего то, что происходит со мной сейчас, просто все складывалось так, что я занимался любимым делом и мог еще за это получить деньги. Мы не очень серьезно к этому относились, скорее как к хобби, и все деньги от этого хобби мы тратили как раз на запись пластинок. Это было хорошее подспорье для других проектов. Я был молод и весел, и у меня была куча энергии. Тот проект был действительно продолжением меня как подростка, как юноши. Это была больше какая-то клоунада, какой-то кураж, и в свободное время от этого куража мы занимались совсем другими вещами.

— Я как-то была на концерте твоем, ты играл на барабанах, и я еще думала, как он не сбивается? Это же очень тяжело читать и играть одновременно?

— Я редко так делал, только тогда, когда был уверен. Давно так делал последний раз, сейчас у нас барабанщик появился.

— А для чего ты это делаешь? Ради эффектности или потому что тебя это заводит?

— Раньше я ходил с микрофоном в руках, а сейчас я подумал, что имеет смысл подыгрывать на барабанах, сначала на живых пробовал – это довольно странно выглядит, но потом, когда появились электронные барабаны, стало легче и в какой-то момент я понял, что это заводит и тебя, и зрителей. Сейчас мы ставим немного другие цели в группе, и я даже скучаю по этому сету.

— В глаголах, которые ты употребляешь в своих текстах, мне видится эстетика Маяковского. Он совершенно не понимал, куда себя девать, начиная от рук и заканчивая сердцем. Как ты к нему относишься?

—Я частенько к нему возвращаюсь, когда открываю книгу, понимаю , что еще очень далеко до него и вообще это какое-то другое состояние. Маяковский не перестает меня удивлять.

— А когда началось увлечение им?

— Он так или иначе задел меня еще в школе. В какие-то моменты моей жизни он приходил ко мне, когда-то я специально искал с ним встреч, а когда-то это само происходило. Мне еще в детстве читали стихи Маяковского родители, и это, пожалуй, была одна из моих любимых книжек. Особенно запомнилось «Крошка сын пришел к отцу».

— Скажи, ты бежишь или ты уже остановился, ты торопишься или тебе уже не надо торопиться?

—Просто подъем становится все круче. Всегда идешь в гору: в молодости, забираясь на гору, ты думаешь, что уже на вершине. Но это на самом деле просто пологая часть горы. С возрастом гора становится все круче и выше, поэтому идешь медленнее.

— Ты видишь предел?

— Нет.

— Еще был у меня вопрос, он такой, как будто бы детский, по поводу собак, почему их так много в твоем творчестве? Это образ?

— Это максимальный образ невозможности обмануть или предать. Меня этот вопрос волнует и интересует в некоторой степени, поэтому собак в творчестве так много.

— Предательства и измены тебя касались когда-то?

— Касались, и касаются, и будут касаться.

— Почему?

—Ну, мы же живем среди людей.

—Так можно же попытаться обезопасить себя. Ты людям веришь изначально?

—Да, верю.

— То есть тебе можно что угодно сказать, и ты всему поверишь?

— Не настолько верю, конечно. Но я стараюсь изначально открыто себя вести с людьми, выстраивать доверительные отношения. В процессе общения я уже понимаю, с кем имею дело, но это благодаря опыту.

— Когда у тебя нет сил, ты чем спасаешься или кем?

— Наверное, пока что еще самим собой. Плохо это или хорошо, но лучше меня самого меня никто не знает, и, если случаются трудности, я самостоятельно пытаюсь их решить.

— У тебя были сложные моменты в жизни? Возрастной кризис?

— Не знаю, я не помню момента, чтобы я себя ощущал вне какого-то кризиса даже в самые лучшие времена, всегда я чем-то не доволен, всегда что-то не так. Кажется, что надо было сделать что-то по-другому, просто в какой-то момент я научился делать это себе во благо, и стало проще.

— А было так, что ты задумывался над тем, нужно ли вообще это всё?

— Да, было, и эта мысль меня не покидает иногда до сих пор. Но поскольку я больше ничего не умею, нужно делать то, что делаю сейчас, максимально хорошо.

— Это так, но этот вопрос же никуда не денется.

— Никуда не денется, да. Он всегда будет возникать, и всегда будет казаться, что что-то не так. Мне кажется, это абсолютно нормальный вопрос. Потому что мы понимаем, что мы находимся на второй половине жизни, и эта вторая половина все сокращается, жизненный путь всё меньше. Поэтому и происходят подсознательные переоценки: все ли было правильно сделано? При этом мы все делаем правильно, но физиологически в нас заложены такие мысли.