Рок-музыкант Сергей Галанин, побывав в гостях у Дианы Арбениной в программе «Последний герой» на НАШЕМ Радио, рассказал читателям НСН о двух пластинках, которые записал одновременно, и о том, как оставаться всегда абсолютно ровно позитивным человеком.

Диана Арбенина: Расскажи, что у тебя сейчас происходит, как дела, и какие планы?

Сергей Галанин: Не хочется никого обманывать, но жизнь музыканта однообразная, поэтому ничего нового. Опять сидим на студии, пока есть настроение и есть время. Сейчас такая ситуация, что на студию можем приехать, когда захотим. У меня была задумка в начале этого года записать, две пластинки, например, осенью. Как это я делал четыре года назад, когда выпустил сразу две пластинки одновременно. Это было «Детское сердце» и «Природа, свобода и любовь». Я тогда сгоряча начал писать. И получилось, что написал двадцать песен.

— В одно и то же время?

— Да-да, сразу песен двадцать, чтобы заполнить «болванку» и освободить нашего бас-гитариста Серегу, который живет в Софии. Ему сложно по настроению приезжать на студию, поэтому мы «забили» больше песен, чтобы дальше над ними работать, и все это обрастало бы уже таким хорошим мясом. Тогда было сделано некоторое предложение к весне, у меня готово было семь песен, но я понимал, что это мало. Если бы эти песни были такими, как у группы Pink Floyd, или, как у Гарика Сукачева, по 6-7 минут, то было бы ничего. Но, у меня «трехминутки» и «четырехминутки», то я быстро дописал еще две и мы выпустили пластинку «Чистота». Хочу сказать, что сейчас та же история с недописанными песнями, сколько из них войдет в следующую пластинку, я даже не знаю. Я постепенно что-нибудь делаю, а потом смотрю, получается ли всё это скомпоновать, чтобы что-нибудь получилось.

— Расскажи про свою гитару, пожалуйста.

— Гитара обычная, с обычной стандартной компоновкой. Подарок от Гарика на мой день рождения, на 45 лет. На этом дне рождения встретилось много хороших людей. Вот, пришел Гарик с этой гитарой и говорит: «Знаешь, я подумал, она лежит у меня дома, она хорошая и звучит. Поэтому, возьми гитару». Я с удовольствием принял подарок, и потом я понял, что это такой подарок судьбы, я начал играть на этой гитаре везде. На даче, дома, брал её с собой в путешествие. В самолете, кстати, никто её не требует сдавать в багаж.

— Знаешь, какая беда. Когда путешествуешь с гитарой, всегда тяжело. Я приезжала в любую страну, и покупала самую дешевую гитару, потому что я понимала, что её оставлю там. Даже неважно, какое расстояние между струнами и так далее. Условно, за 20 или 30 долларов гитара. Я писала песню, оставляла и ехала дальше.

— Была одна ситуация, я вспомнил о ней. Один раз у меня в городе, не буду говорить в каком, был такой казус. Я приехал в аэропорт, захожу в бизнес-зал, с гитарой, и ко мне подходит девушка, которая спрашивает: «А вы это с собой берёте? Знаете, вообще-то опасно». Это было еще 2 года назад. Я понимаю, что сейчас вопросы могут задавать. Но тогда я спросил: «А чем она может быть опасна», а она отвечает, потому что на ней есть струны.

— Струны, чтобы задушить?

— Да. И знаешь, как я отреагировал? Ответил, что на мне и трусы еще есть и ими я тоже могу задушить.

— Посмотрев на тебя, я увидела человека абсолютно гармоничного, у которого всё классно. Есть люди, которые говорят, что у них всё хорошо, но. И через это «но» много проблем. Но вот ты, когда с тобой общаешься, всегда абсолютно ровно позитивный.

— Я задумывался над этим. Вспоминаю, вот, момент, когда мы плыли, это был «Рок чистой воды» в 92-ом году. У меня тогда папа умер. А еще умер отец, в разнице в две недели, у Сергея Воронова. А он меня на день старше. И вот с ним мы после какого-то концерта обнялись и ревели где-то в уголке. Мы понимали, кого нас лишила жизнь. Ты тогда понимаешь, сколько не договорил, сколько не узнал. А этого уже не вернуть. Бывают моменты, что делаешь вид, что хорошо. Но на деле не всё так хорошо. Сейчас я сказал самое горькое, что было в моей жизни. А ко всему остальному – будь счастлив, друг мой, что ты жив и все на месте. У тебя есть любимое дело, любимые люди. Все живы и здоровы, отец ушел, но остальные еще также сильно любят тебя и не надо отчаиваться от того, чтобы задавать себе вопросы «кто я» и «зачем я». Я ко всем кризисам среднего возраста отношусь, как к тому, что показывать свою слабость негоже. Если ты жив, здоров и есть чем заниматься и тебя любят, то всё хорошо. Вообще, любое уныние и отчаяние от некоего вакуума. У человека может образоваться этот вакуум. Например, когда человек с кем-то расстался. Я, вот, терял, но только одно расставание с Гариком, но через год всё зарубцевалось. Мы встретились потом с ним, обнялись и стали заниматься общим делом. Не стоит отчаиваться, когда какой-нибудь человек из второго круга покидает, переживать там. А из первого круга никто меня не покидал, кроме тех, кто умирал.

— В каком ты состоянии пишешь песни?

— В любом, совершенно. Бывает, иногда сядешь в самолет, выключаешь гаджеты, и вдруг начинается. А ты украдкой потом что-нибудь достаешь и начинаешь писать. В поезде такое частенько бывает. Дома тоже бывает, но это слишком обычно и банально. Какая-то песня во сне пришла, я тогда проснулся, быстро написал и опять уснул. Когда еще в группе «СерьГа» был, тогда вся песня пришла во сне, полностью её я спеть не смог, но сумел записал музыкальный рифф.

— У тебя из риффов песни?

— По-разному бывает. Но вот в последнее время, когда я начинаю писать, как ты говоришь, какая-нибудь строчка интересная, вот которая, ты понимаешь, что будет главная мысль в песне. И здесь я радуюсь, или стихи какие-нибудь. Двумя словами, писать сложнее, чем музыку делать.

— Что писалось чаще из риффа или из фразы?

— Из фразы. Рифф рождается на студии, как обычно.

— Очень часто бывает так, что молодые берут просто рифф, потому что гитара классная, но ничего не получается, потому что нет никакой фразы, мысли нет?

— Ну, я тебе скажу, я вчера послушал у своего гитариста Андрея. У него есть два сына: Филл и Никита, у них есть своя группа. Она называется «DVAIODIN». Еще два года назад я слушал, а группа состоит из барабанщика и гитариста. Все тогда было наивно, странные рифмы, но уже был музыкальный грув. Сейчас они подтянули, это было общее взросление, и слова у них стали весомыми. Гитарист Андрей поставил две песни, и было очень здорово. Я тебе скажу, что хочется слышать таких ребят на официальных радиостанциях.

— Я только за молодую кровь. Потому что, когда начинается «сам не пишу, а тебе пройти не дам». Я держусь за молодых, они меня встряхивают.

— В чем кайф, как раз фестиваля «НАШЕСТВИЕ». Одно это выйти самому и в энный раз спеть, что надо, но этот фестиваль хорош тем, что я иду и что-нибудь слушаю. Самое прикольное, что иногда твои товарищи начинают тебя удивлять. Например, я однажды послушал сольный концерт Димки Ревякина. Как там всё гармонично и, как там все по-настоящему. Вот спасибо «НАШЕСТВИЮ», что мы еще иногда видим друг друга.

— Вот в песне «Чистота» есть строчка главная «Чистоты не бывает много».

— С неё всё и началось. Она была в центре стихотворения, а что-то я не взял со стихов. Они не всегда ложатся на песню, да и это было написано женщиной и на меня тоже немного не ложилось. Но этой фразой меня прибило, и её я сделал основной. А две строчки мне еще подарил Костя Кинчев.

— То есть?

— Там была одна строчка, она два раза в этой песне звучала, а Костя сыграл её на одном концерте, и после сказал, что эта строчка неправильная. Он мне объяснил,и я схватился за голову, потому что не знал чем заменить эти строчки. Костя потом мне придумал их и подарил мне. Песня встала на свое место. Я рад всегда каким-то чудесам.

— Но ведь ничего особенного здесь нет. Есть желание лишь людей что-то вместе сделать и не боязнь это сделать. Я жалею, что не приехала тогда на твой концерт. Артём заболел. А сколько твоему сыну, говоришь, 28?

— 28, а младшему 14. Тимофей в школе, а Павел Сергеевич на вольных хлебах, свободный художник.

— И как? Ладишь с ними?

— Конечно. Тимофей же поздний ребенок и он такой «ботаник». Ответственно относится к домашнему заданию и к учёбе. А я вспоминаю себя в 14 лет, какое домашнее задание? Он сидит и для него всё это важно. Причем это не боязнь получить плохую отметку, а ощущение того, что ты должен это сделать, как работа.

— Как тебе удалось его так воспитать?

— Я думаю, что это стечение обстоятельств. Но я очень трудолюбивый. И он живет с нами и это видит. Я думаю, что он понимает то, что папа не только лампочку может вкрутить, но и стену пробуравить, и это делает со спокойной душой. Каждый день папа идет в магазин и несет с собой баллон с водой и продуктами, благо магазин рядом. Я люблю делать то, что могу сделать для дома. Я прям обожаю это. Вот, Оля готовит какой-нибудь диетический суп для Тимофея и говорит: «Что это такой за гуляш, что он не крутится?» А я слышу, что машина сейчас чуть не взорвется. Она говорит: «Сходи и купи фарш», а я в трусах еще стою, только проснулся. Я почистил зубы и пошел, а через 15 минут я уже дома с фаршем. Спасибо за это моему отцу и моей семье, я как-то с детства был поставлен в такие условия. Я понял, что должен делать что-то по хозяйству. Это сейчас мы стесняемся детей с деньгами посылать в магазин. А я с 10 лет ходил в магазин. Это ведь дань уважения к твоему дому, к твоему очагу.