Евгений Кунгуров: Музыкальность передалась мне от мамы

Певец Евгений Кунгуров стал гостем «Утреннего шоу» на BEST FM. О том, как выучить итальянский язык и решиться на эпатажный эксперимент, читайте только на НСН.

В понедельник, 10 апреля, оперный и эстрадный певец Евгений Кунгуров стал гостем «Утреннего шоу Паши Кириллова и Насти Драпеко» на BEST FM. Он рассказал читателям НСН о своём голосе, творческих экспериментах и знании итальянского языка.

- За эфиром мы с Женей начали разговаривать о том, как он «тренирует» свой баритон, можно подумать, что ребята из олимпийского резерва должны подвинуться, потому что они ничего не знают о дисциплине.

- Скорее, у ребят из олимпийского резерва мы учимся, потому что всё это очень похоже. Если именно оперный вокал, то это, в первую очередь, спорт, а уже во вторую - этот спорт можно применить к творчеству, к образу. Ты выходишь и не просто поёшь, а включаешься в это состояние, в образ этого героя. И часто ты не понимаешь, что ты сейчас находишься где-то на сцене, ты начинаешь жить вот этим состоянием, партнёром, который произносит текст. Недаром же сказал один из композиторов, что опера – это одно из величайших явлений, что вообще может быть, если это хорошая опера, и нет ничего ужаснее плохой оперы.

- Можно ли спеть какую-то роль не во фраке, а, например, в простой одежде, вот как ты сегодня пришёл? Или для этого нужно настолько сильно войти в эту роль, чтобы соответствовали все атрибуты?

- Сейчас многие возвращаются к историческим костюмам. Но буквально лет 10 назад был бум, когда все оперы переделывали на современный лад, ставили в современных костюмах, в современном пространстве. Например, в своё время, когда я готовил партию Дон Жуана для Риги и учил материал, который написан Моцартом, меня одели в шорты и майку, а всё действие происходило на лайнере.

- Не было ощущения безумия?

- Могу сказать, что Моцарта и Россини в таких театральных условностях очень легко поставить, потому что можно обыграть это. И свадьбу Фигаро можно поставить где-нибудь в загородном доме на Рублёвке. И, если сделать качественно, то это будет красиво. Но вот сделать такое с оперой Мусоргского «Хованщина» уже невозможно.

-Скажи, пожалуйста, а сколько ты знаешь языков и вообще обязательно ли нужно знать язык, для того чтобы исполнять арию, например, на итальянском?

- Вот это мой серьёзный пробел, который я обираюсь восстановить. Я могу разговаривать на английском, замешивая туда итальянский. Я изучал в консерватории итальянский, могу читать по-итальянски, могу перекинуться фразами, я знаю и тон итальянского языка, знаю, как применить итальянский в пении. Но когда я куда-то приезжаю, я говорю по-английски. Я изучал английский отдельно, брал уроки. Мой разговорный английский начинает совершенствоваться только через месяц - полтора общения на этом языке. То есть, объясниться с дирижёром и режиссёром по-английски я могу. С итальянским у меня был период прогресса, когда я много занимался в консерватории, он у меня присваивался, но дальше это нужно применять и говорить на этом постоянно. Ещё я читаю по-немецки, могу взять партию на немецком языке и от начала до конца её выучить. Мне не нужен коучер, который будет говорить мне, как произносить слова.

- У вас в семье опера как-то присутствовала? Это какая-то дань традициям семейным, или ты один такой?

- У меня мама очень музыкальная, поющая, она обладает очень красивым голосом. Поэтому, конечно, это всё от мамы. Я и вырос на концертах, которые проходили в колонном зале Дома Союзов каждую субботу, на песнях Иосифа Кобзона, Муслима Магомаева. И в оперу я не попал, скажем, через семейные прослушивания. Я попал в оперу через вот этих исполнителей, потому что мне хотелось петь, как Юрий Гуляев, как Юрий Богатиков. Папа у меня военный, он служил в Германии. И к нам туда в гарнизоны приезжали певцы того периода. Юрий давал концерты. И я маленький, мне было лет пять или шесть, выбегал к нему на сцену, хватал за ногу и пел с ним какую-то красивую песню. И когда я уже решил, что я хочу научиться пению, я хотел научиться именно такому вокалу. И уже в консерватории произошло заражение вирусом оперы, который не отпускает по сей день. И вот именно сейчас, как у драматического баритона и плотного голоса, происходит моё становление как оперного артиста, потому что крепкий голос, баритон набирают где-то после тридцати.

- Жень, ведь твой репертуар предназначен для взрослой аудитории, которая понимает и разбирается в музыке. А вот ты, стоя на сцене и вглядываясь в зал, видишь там молодёжь? И много ли её?

- Вижу, и это большое счастье, что молодёжь есть. Но я скажу правду: 14-летних людей в зале мало, но вот 18-ти и 20-летние стали появляться всё больше и больше. Здесь, конечно же, очень много зависит от медийности, от того, как часто ты появляешься на экране, потому что это добавляет широту аудитории.

- А ты эпатажности себе добавить не хочешь? Говорят, молодёжь это любит.

- Я люблю эксперименты. Но сейчас в моей жизни наступил момент, когда я хочу уйти в строгость, в качество, в хорошем смысле «ковыряние» в музыке, в языке, в литературе, в книгах. Я пришёл сейчас в тот возраст, когда мне хочется творить на сцене, когда хочется изучать роли. Мне хочется грим, мне хочется костюмы, мне хочется выходить строго, мне хочется самому быть инструментом. И вот когда я вырасту из этого, то я позволю себе выйти и спеть что-то экспериментальное.

Подписывайтесь на НСН: Новости | Дзен | VK | Telegram

ФОТО: официальный сайт Евгений Кунгурова

Горячие новости

Все новости

партнеры