Уже сегодня, 1 октября, в Москве пройдет премьера уникальной постановки: оперы-променад «Пиковая дама». Арии, которые исполняют артисты, классические, а вот декорации, в которых они звучат, весьма оригинальные. Более того, действие происходит в усадьбе Гончарова – Филипповых на Яузской улице. Когда-то она принадлежала прапрадеду Натальи Николаевны Гончаровой, супруги автора «Пиковой дамы» Александра Пушкина. Такое вот совпадение. Во время спектакля зрители не просто сидят в зале и как бы со стороны наблюдают за происходящим. В отдельных мизансценах они становятся полноценными участниками постановки: садятся вместе с актерами за игорный стол и даже могут чокнуться с ними фужером игристого.

Роль Германа в постановке исполняет певец и музыкант Петр Налич. О том, каково это, когда стирается граница между сценой и зрительным залом, артист рассказал НСН.

- Петр, вы легко согласились поучаствовать в столь необычном проекте?

- Совсем нет, напротив, мое вхождение было сложным. Знакомый дирижер позвал меня в этот проект еще год назад, но мне показалось, что это какая-то странная история. Я думал, что это будет какой-то бар, по которому будут ходить какие-нибудь новые русские, выпивать, есть салаты, а я им в это время буду петь классическую арию, и я ответил: «Да, ну, нет, не хочу!». А потом показалось, что это, все-таки, может быть прикольно и согласился попробовать. И буквально со второй-третьей репетиции я понял, что режиссеры хотят сделать что-то новое, по хорошему удивить мир, но без «кичухи», и всяких, знаете, проститутских приемов. В итоге все это мне показалось очень созвучным с моими представлениями об опере «Пиковая дама» и я начал работать на репетициях.

- Какая сцена для вас оказалась самой сложной?

- Пожалуй, сцена в игорном доме, куда Герман приходит после того, как Графиня называет ему три заветные карты. Эта сцена мне удалась только с третьего раза. В ней иммерсивность достигает апогея. Мой герой Герман находится в своем призрачном экстазе, ему кажется, что он на вершине мира, и поэтому он абсолютно меняется. Может толкнуть женщину, отнять у кого-нибудь стакан, панибратски приобнять любого респектабельного человека, покрутить пуговицу на его дорогой рубашке. Сыграть все это, конечно, непросто. Но к третьему разу я удостоился похвалы режиссера за то, что достиг энергетики, необходимой для этой сцены.

- Опера-променад построена таким образом, что периодически граница между актерами и зрителями исчезает и публика превращаются в массовку. То есть, создается та самая иммерсивность. Такое тесное взаимодействие с публикой помогает в работе или наоборот мешает?

- Сначала я стеснялся: ничего непонятно, люди ходят, все непривычно, и им некомфортно, и мне некомфортно. Но как только ты понимаешь, что это – всего лишь условия игры, ты абстрагируешься от этого. Получается, что людей, как будто бы, и нет. Любо, если они есть, например, как посетители в казино, ты воспринимаешь их как миманс, и взаимодействуешь с ними, как с другими актерами. Ты уже не воспринимаешь их, как зрителей, которые сейчас тебя оценивают. И когда ты даешь себе вот такие установки и ломаешь какие-то внутренние блоки, это окрыляет.

- Премьера оперы сегодня, но предпремьерные показы уже прошли. А значит, вы уже получили первые отзывы. Какие?

- Моя жена сказала, что у спектакля очень хорошее послевкусие: о нем продолжаешь думать даже после его окончания. То есть, человек получает импульс к тому, чтобы в голове выстраивались какие-то связи. И это, мне кажется, очень здорово.

- Интересно, а насколько вам близок сам Герман?

- Дело в том, что произведений под названием «Пиковая дама», на самом деле, два, и они довольно разные. Пушкинская «Пиковая дама» однозначная, Герман там – подлец, на котором пробы ставить негде. А сентиментальные, романтичные Петр Ильич и Модест Ильич Чайковские в своей опере всячески его оправдали, сделали так, что этот герой искренне полюбил Лизу, ввели смерть Лизы и даже смерть Германа, которой не было у Пушкина. Может быть, с точки зрения Пушкина это и не классно, что Герман переродился в романтичное и сентиментальное облако в штанах, но, с другой стороны, образ героя получился более многогранным, Герман получился более сложным, чем у Пушкина. Там он практически злодей, да еще и с наполеоновским профилем, а тут, как я уже сказал, более сентиментальный. Хотя я иногда и ругаю себя за это качество, но сентиментальность – это нормальное человеческое качество, совсем исключать ее нельзя, иначе получится эдакий военный коммунизм.

- Вернемся к музыке. Над чем сейчас работаете?

- Сейчас я делаю альбом, так скажем, странной музыки. За последние годы мне случилось окунуться в разные музыкальные жанры. Это и театральная музыка, и «бэндовая», и оркестровая, и камерная. И в итоге появилось несколько новых вещей. Это и песни, и просто вокально-инструментальные композиции. Сейчас мы собираем деньги на этот альбом на платформе Planeta.ru. Что-то новое уже записали, что-то даже сводим, потихонечку работа идет, думаю, весной сможем презентовать готовую пластинку.