«Зоология» Ивана И. Твердовского — второй игровой фильм режиссёра. В прошлом году его «Класс коррекции» получил призы на фестивалях «Кинотавр», «Ника», «Золотой орёл», а также главный приз программы «К Востоку от Запада» на фестивале в Карловых Варах. Фильм «Зоология», по сюжету которого у женщины вырастает хвост, в июле получил в Карловых Варах специальный приз жюри. Твердовский рассказал НСН, почему российское авторское кино — это маргинальное подполье, объяснил различия между российским и западным зрителем и намекнул, о чём будут его следующие фильмы.

— Когда ждать твой фильм «Зоология» в российском прокате?

— Пока точных дат нет, всё зависит от того, как пройдёт кинорынок в Торонто. Если в Европе и Америке будут более или менее приличные продажи, то фильм попадет в российский прокат зимой. А мирового проката, хоть и сегментированного, ждём с сентября.

— Почему в Европе и Америке фильм выходит раньше?

— Чтобы фильм не попал в сеть. Прокат в России и так будет небольшой, и если «Зоология» попадет в интернет, то обвалится весь прокат, в том числе и западный — русскоязычные фильмы там смотрят в основном диаспоры. А у нас нет ресурсов, чтобы каждый день мониторить интернет и удалять фильм.

— Насколько широкий прокат планируется в России?

— Сейчас мы рассчитываем на 50-100 копий. Кино слишком авторское, а количество киноманов по всей стране очень маленькое. Прокатчики понимают, что целевая аудитория фильма даже ниже, чем у «Класса коррекции». Оно про взрослых людей, очень радикальное, трагично заканчивающееся. Больше, чем 100 копий, нам не светит!

— «Зоология» – это чистый артхаус?

— «Зоология» — режиссёрская картина. Я делю кино на зрительское, которое делается с целью выгоды, и режиссёрское, которое является неким высказыванием и работой одного человека. А артхаус, как мне кажется, очень широкое понятие, которое охватывает большое количество фильмов, включая Бориса Грачевского. Он свои фильмы тоже может называть артхаусными.

— А в твоём фильме одно авторское высказывание или несколько?

— Я бы сказал, что в фильме есть несколько основных идей: есть основной посыл, вокруг него второстепенные. Но для зрителя один из второстепенных посылов может стать важнее, чем наш основной, и я это принимаю. Я слышал совершенно разные мнения о фильме, мне это очень нравится: кино настолько шокирует, что кто-то его категорически не принимает, до ненависти и перехода на личности, а у кого-то реакция обратная: люди говорят, что это лучшее кино, которое они видели. Такое разделение мне очень нравится. Это значит, что кино побуждает к мозговой деятельности, что всегда классно.

— Такая реакция только на фестивалях, или разделения стоит ждать и в российских кинотеатрах?

— Я уверен, что кино больше не примут, чем примут, но мне интересно посмотреть на реакцию обычных зрителей. Первый в России зрительский показ будет на фестивале в Выборге в августе, и там, помимо профессиональной публики, есть местные жители, которые ходят в кино. Российский зритель более консервативен, чем зритель европейский. У него табуировано огромное количество вопросов.

— Например?

— Сейчас немножко поспойлерю. В фильме у женщины вырастает хвост, и с ним у неё начинается новая жизнь: она влюбляется в молодого рентгенолога, который впоследствии использует её хвост не по назначению, а для некоторой сексуальной игры. Это очень откровенная сцена, которая к тому же предшествует финалу. И на «Кинотавре» реакция зрителей была не очень нормальной: для них такие вещи за гранью. Люди даже называли наш фильм «пятой колонной» и «пропагандой всего самого злого». А в Карловых Варах, где то же социалистическое прошлое, не возникает проблем с просмотром разного рода фильмов. У нас тоже есть зрители, которые адекватно воспринимают кино, и «Нимфоманку» могут смотреть совершенно спокойно. Но есть и те, кто будут писать письма в министерство культуры о том, что нужно это запретить, авторов казнить и так далее.

— В прошлом году такую реакцию вызвала сцена с применением шахматного ферзя в фильме Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Пётр». И даже милое романтическое кино «14+» обвинили в пропаганде детского секса.

— То, что такие вопросы возникают у людей, говорит о том, что общество не очень здорово. И я настроен на совершенное неприятие картины.

— Свой прошлый фильм «Класс коррекции» ты называл «лекарством для зрителя». Есть ли в «Зоологии» социальное высказывание?

— Для меня режиссура — это в принципе врачевание. Есть люди, которые развлекают, а есть те, кто работают с важными точечными проблемами, возникающими в обществе. Я занимаюсь вторым. И «Зоология» в этом смысле ничем не отличается от «Класса коррекции».

— Ты называл их своеобразной дилогией.

— Дилогия в том смысле, что это кино о нетипичных и презираемых людях. О том, как человек с этим либо сживается, либо борется, либо выбирает иной путь. В одном случае, это дети-инвалиды, в другом — женщина с хвостом, которая попадает под православную волну суеверий и псевдорелигиозности. Это истории табуированности тех, кто не такой, как все, тематика ограниченности. Во-вторых, в обоих фильмах есть чудотворный мотив, который отличат героев от документальной реальности. В «Классе коррекции» девочка находит в себе силы встать и пойти. В случае с «Зоологией» — у человека вырастает хвост.

Фото опубликовано Ivan I. Tverdovsky (@tverdovskiy) Июл 9 2016 в 4:47 PDT

— Ты намекнул, что следующий фильм будет про йогу. Там будет продолжение этой темы?

— Я боюсь рассказывать, про что будет кино, и говорю про йогу или пожарную часть. Сегодня их надо соединить. Но могу рассказать, что фильм будет снят в совершенно иной пластике и эстетике, я попытаюсь поработать с жанром. Мне хочется поэкспериментировать на уровне драматургии, сделать более зрительскую историю, хотя это всё равно будет авторское высказывание. Сейчас у нас не так много людей, которые занимаются авторским кино, мы становимся некоторыми маргиналами. В этом году на «Кинотавре» я могу выделить только Кирилла Серебренникова. Всё остальное — не особо удачные компромиссы, даже «Монах и бес» Досталя и «Ке-ды» Соловьева. Многие режиссёры ушли на телек, занялись жанровыми историями: возьмём тот же «Ледокол» Хомерики. Я констатирую: мы теперь маргинальное подполье.

— Можно ли будет назвать будущий фильм «авторским мейнстримом», как охарактеризовал свой фильм «Тряпичный союз» Местецкий?

— Арт-мейнстрим — это очень удачное сочетание высказывания и чисто линейной драматургии. И это наиболее близкое для меня сейчас направление.

— Когда мы увидим следующий фильм?

— Самые спринтерские дистанции в российском кино — два года: год работаешь над проектом, в следующем занимаешься производством, потом уже идет фестивальная жизнь. Надеюсь, что моё кино будет раньше. Плюс я уже три с половиной года делаю проект «На дорогах будет туман», документальную историю про ДПС, про дураков и дороги. Немножко гоголевская история. В России очень большие расстояния между городами, и дорога — определенный культурный код. Документальную историю мы закончим ближе к зиме, и надеюсь, что к весне приступлю к съемкам третьего игрового фильма, и он будет готов к лету.

— Как ты перешел от документальных короткометражек к фантастической истории про девушку с хвостом?

— Мне не везёт. Мне интересны темы, которые в документальном кино невозможны. Я с удовольствием снял бы документальный фильм про людей с хвостами. К сожалению, просто не нашёл героя.

Фото опубликовано Ivan I. Tverdovsky (@tverdovskiy) Ноя 5 2015 в 4:22 PST

— Есть ли в «Зоологии» влияние Ларса фон Триера?

— Я от него немножко подустал, отошёл то него. Раньше я часто пересматривал его фильмы, он был моим настольным режиссёром. Больше я не ищу ответов у Триера. Надоела эстетика языка, построение историй.

— Кто же сейчас даёт ответы?

— Это скорее отдельные картины. В Чехии я посмотрел «Маргаритки» Веры Хитиловой, и это очень крутое кино. От него я взбодрился.

— Для тебя твои фильмы существуют более в российском контексте или общеевропейском, завязанном на идее толерантности, в том числе и к девушке с хвостом?

— Меньше всего я думаю, для каких фестивалей и публики я снимаю, хотя зрители и очень разные. В Карловых Варах это в основном студенты. Несмотря на субтитры, они реагировали на фильм так, как мне бы хотелось, когда я монтировал. А в Сочи был мрак, все пришли как на похороны, смотрели кино без малейшей реакции. Да, фильм тяжёлый, но там есть много смешных и даже циничных моментов! Хотя будь я зрителем, то ушёл бы с первых 30 минут фильма: они идут в очень вялом ритме. Но без него невозможно всё, происходит что дальше. В этом плане «Класс коррекции», который на том же «Кинотавре» принимали на ура, смотрится на фоне более авторской «Зоологии» комедией! В нём я думал, как фильм будет восприниматься. Да, попытка изнасилования девочки-инвалида — тема табуированная, но мы сделали её очень деликатно, не заходили за грань: всё решено через режиссёрские приёмы. Так, когда Митя снимает штаны, видны его детские колготки. В «Зоологии» есть две такие сцены, которые решают отношение к фильму. Они и вызовут больше всего споров. И они более радикальные, чем в фильме «Класс коррекции».

— Как вы снимали хвост?

— Мы изначально отказались от компьютерной графики, от сказоньки про людей с хвостами. Плюс мы не могли позволить себе делать раскадровки и снимать с маркерами под графику. Мы изготовили аниматроник, который надевался на актрису и имел пульт управления. Всем хотелось, чтобы он очень активно шевелился, а я говорил, что если бы у вас был бы хвост, то он бы так не шевелился.

— Из чего вы сделали хвост?

— Силикон, а внутри много механизмов. У хвоста змеиная пластика.

— Написала бы главная героиня Наташа про свой хвост в рамках флешмоба #янебоюсьсказать?

— Наташа Медведева — совершенная мышь. В 55 лет у неё психология маленькой беззащитной девочки, у которой никогда не было жизненных испытаний или друзей. Такая Наташа ничего бы не написала в фейсбуке. Но она меняется, и в какой-то момент, после бутылки белого сухого, могла бы решиться! Но на утро бы всё снесла.

— Таких Наташ у нас много?

— Этот фильм я делал про себя, хоть и не совсем в буквальном смысле. Но мне иногда очень трудно находится среди людей, в социуме. Чаще я именно Наташа Медведева, существую больше внутри себя, чем снаружи, что для режиссера очень правильно. Очень гармоничное и эффективное для работы существование.

— Работы или творчества?

— Очень глупо говорить, что я занимаюсь творчеством, это оценочная характеристика. Я работаю, получаю деньги. Кто-то меня считает совершенно бездарным и ненужным, а кто-то наоборот. Не мне судить.